Психология социального отчуждения (лекция 7 начало)

Социальное отчуждение
в нормальном варианте
Кто собирается работать с маргиналами, должен приготовиться тому, что сам станет маргиналом
Из фольклора социальных работников
Все мы, деточка, немножко лошади / и каждый по-своему немно-жечко лошадь
В. Маяковский
В своем стремлении вовлечь людей маргинальной ориентации в социальные интересы главное не переборщить. Каждый должен иметь в резерве личностного пространства зону отчуждения, недоступную общественности. Это всем понятно (абсолютное отождествление, как заметил А. Герцен, возможно лишь при полном отсутствии ума или, придерживаясь его терминологии, – сознания). «Счастлив ми-ра обитатель / только личностью своей» – цитирует К. Юнг стихотворение Гёте в своей работе «О становлении личности». И хотя мы живем в отечестве, где наступ-ление на самодостаточность было очень мощным и довольно продолжительным («не можешь – научим, не хочешь – заставим, позорить отряд никому не дадим»), вскрыть личность до изнанки, вывернуть ее наружу, все-таки не удалось. Каждый по мере своих способностей что-то утаивал, сохранял для себя. Особенно среди людей, для кого просвещение было не просто научением. По-видимому, дело в том, что оно само по себе (как в свое время отметила церковь) не давало заглох-нуть свободной мысли, а для того, чтобы перестроить образовательное пространст-во под свою идеологию, у властей (не очень грамотных) не хватило компетенции. Образование и просвещение шли как бы параллельными путями. Например, юри-сты на экзаменах по общественным дисциплинам, следуя ленинским заветам, заяв-ляли, что право есть инструмент подавления в руках победившего, но при этом учили римское право, которое «высоко ставит личность правоспособного субъекта, отводит широкую сферу развития личной воли, дает ему твердое и определенное место перед всемогуществом государственного начала, не признавая никаких про-межуточных союзов или общественных групп, образованных не волей индивида, а данных извне, властвующих, довлеющих, ограничивающих свободное волеизъяв-ление личности». Поначалу такое противоречие вызывало известный дискомфорт, но с годами конформизм сместился в подсознание, и люди рапортовали в одном месте одно, а в другом другое без какого-либо внутреннего конфликта. Как заметил А.Зиновьев, суть сталинизма как метода идеологического воздействия была не в том, чтобы доходчиво объяснять или, напротив, запутывать, а в том, чтобы никому не приходило в голову задавать вопросы как таковые. Сравнение с отроческой пси-хологией по А.Караковскому напрашивается само собой. На этом фоне пережива-ния тех, кто повзрослел душой, было подспудным лейтмотивом, который опреде-лял выбор сюжетов в литературе, театре и кино.
Со временем, когда так называемый комсомольско-молодежный балласт на-копился во властных структурах выше меры, идеология себя дискредитировала, и людям пришлось выйти из тени со своим индивидуализмом (у кого какой был) и начать озираться по сторонам не привыкшими к дневному свету глазами, к тому же подоспели и экономические реформы. Поначалу дела шли как в пионерском лаге-ре, из которого ушли вожатые, но затем ситуация наладилась, когда те поняли, что способы социальной адаптации национального характера еще не позволяют госу-дарству опираться на личность. Образно говоря, лягушки из болотных стали зем-ляными, но еще не обрели теплой крови. Так что, приступая к работе с человеком, нужно ясно представлять себе, собираемся мы его адаптировать как сами понима-ем (сделать успешным и независимым, патриотом коллектива, носителем корпора-тивных или общинных традиций); институализировать (вызвать доверие к обще-ству в целом, к намерениям того сообщества, которое берет на себя заботы о нем, к идеалам, на которых основана культура общества, от лица которого мы выступа-ем); интегрировать (сформировать стремление вести себя как положено, не вникая в мотивацию поведения). Для этого нужно разобраться в самих себе и представить, в какой мере мы сами хотим быть приветствуемыми тем обществом, от лица кото-рого выступаем, верим его декларациям об идеалах, готовы подчиняться сущест-вующим порядкам. Мы предлагаем взять несколько ориентиров для диагностиче-ской мысли в этом направлении соответственно логике предшествующего изложе-ния.
Начнем с онтогенеза, ибо, как известно, не каждый становится взрослым че-ловеком по стандартам той культуры и цивилизации, где началась и протекает его жизнь. Даже в первобытном сообществе те, кто не прошел обряд инициации (не выдержал экзамен), остаются в статусе несовершеннолетних. В более развитой культуре за всеми людьми по достижении определенного возраста признаются гражданские права, но здравый смысл и житейский опыт окружающих ставит от-стающих в личностном развитии на особое место. Судьба наивных и доверчивых в мире, где властвуют корысть и жесткость – излюбленный сюжет литературы и те-атра, так что сам по себе феномен описан давно, красочно и всесторонне. Остается лишь ввести для систематизации материала некий критерий, обобщенный показа-тель, на который можно было бы ориентироваться, занимаясь самодиагностикой. В качестве одного из них можно, например, взять категорию ответственности. Ее путь как «присвоение личностью внешней необходимости и превращения ее во внутреннюю – высшую стадию», по мнению К. Абульхановой-Славской в полной мере отражает процесс взросления от детской безнравственности, пресекаемой страхом перед взрослыми (отцом реальным), к ответственности перед коллективом (отцом духовным – хранителем традиций) до выразителя идеалов – отца небесного или, для атеистов, перед Я-концепцией, также закономерны и общеизвестны.
В какой мере переживание (понимание, чувство, побуждение) присущи чело-веку, глядя со стороны сказать трудно. Недаром именно в этом вопросе дискуссия относительно каузальной атрибуции ведется до нашего времени и конца ей не вид-но, но, заглядывая в собственную душу, каждый человек редко ошибается относи-тельно мотивации своего поведения. Он ориентируется на чувства и бывает прав. Как говорится, добрые поступки, не лишенные злого чувства, отвратительны. Но, как все в эмоциональной жизни, чувственно окрашенные мотивы поведения полны противоречий. Как заметили психоаналитики, сделав первые шаги в личностное пространство, взрослый порой ведет себя как ребенок. И если ориентироваться на эмоциональную составляющую поведения, фронт взросления по критерию ответ-ственности предстанет нам как довольно извилистая линия, где самые возвышен-ные мотивы поведения соседствуют с глубоко примитивными, если брать за основу источники движущих ими чувств. В качестве исходной точки возьмем правило, со-гласно которому ответственность дает о себе знать только в конфликтной ситуа-ции, когда личность противостоит эгоистическому побуждению. Другими словами, чтобы продолжить мысль нужно найти источник диссонанса.
Эмпатийный диссонанс, появление которого связано с опасением остаться без защиты в незнакомом мире под грузом информационной махины, порождает са-мый простой – наивный эгоизм. Отдавая себя под покровительство другого чело-века мы обычно не задумываемся относительно того, есть ли у нас для этого осно-вания, так как искренность чувств, по нашему мнению, искупает все. Теперь (раз ты принадлежишь другому) вся ответственность лежит на нем. В детстве такие чувства замешены на страхе окружающей обстановки в целом (предметов и отно-шений). В более зрелом возрасте эмпатийные чувства свойственны новичку, кото-рый не улавливает неочевидные правила поведения и оказывается под угрозой по-пасть впросак и остаться в одиночестве. И, наконец, стремление к личной симпа-тии со стороны конкретного человека бывает вызвано неуверенностью на пороге собственного личностного пространства (из-за его величины у незаурядных натур или подслеповатости внутреннего зрения у натур примитивных). А поскольку эм-патийное чувство по своей природе довольно примитивно, почти инстинктивно, оно остается наивно эгоистичным. Мотивация по типу «надоело» считается вполне достаточной для того, чтобы отказаться от серьезных обязательств, взятых на себя накануне. По детски безнравственные поступки входят в рисунок поведения мно-гих взрослых людей.
Аффилиативный диссонанс появляется в возрастной психологии несколько позже и по иному поводу. Страх оказаться вне общества будит чувство ответствен-ности перед общественным мнением и его выразителями – лидером. Верность сво-ему кругу особенно заметна в подростковом возрасте, и если уклад жизни, ее стиль и предпочтения остаются инфантильно ориентированы на общинную манеру от-ношений, «личная преданность» продолжает играть в мотивации поведения боль-шую роль. Персонализированный вариант ответственности, присущий реакции группирования, встречается у взрослых людей довольно часто. И вообще, подрост-ковые интересы у взрослых – не такая уж редкость. Достаточно вспомнить, что А.Конан-Дойл начал писать свои «Записки о Шерлоке Холмсе» для своего сына-подростка, вовсе не рассчитывая на ту ошеломляющую популярность, которая пришла к ним вскоре у взрослых людей. Да и нынче неиссякающая волна интереса к Гарри Поттеру со стороны взрослых людей подтверждает эту мысль.
Ответственность перед обществом приходит с чувством когнитивного диссо-нанса, когда между ролями-статусами и ролями-функциями формируется и закреп-ляется воспитанием коллективистический консонанс. В возрасте, когда все хотят стать начальниками (лучшая роль в коллективе – руководитель), а занимающему высокий пост приписываются и высокие нравственные качества, усваивается при-вычка отвечать перед законом. Меняется закон, меняются и представления о дос-тойном. Интеграция в организованное сообщество кажется важнее всего. И те, кто по своему развитию останавливается на уровне выпускника школы и больше не работает над собой, такими и остаются. На наших глазах целое поколение людей, которые клялись, вступая в коммунистическую партию в случае чего «честно по-гибнуть за рабочих», преспокойно занялись самой беззастенчивой эксплуатацией трудящихся, стоило изменить установку законодателя.
Экзистенцитальный когнитивный диссонанс, когда в своем онтогенезе лич-ность достигает ступени, где слова, а не люди и дела выступают в качестве моти-вообразующих сил, появляется после школы, когда человек начинает работать над собой. Эти отвлеченные понятия далеко не всегда бывают высокогуманными или даже по-житейски альтруистическими. Нравственные смыслы поведения, которые человек предпочтет выбрать независимо, тем и отличаются, что мало связаны с ожиданиями реального окружения. Особенно в тех случаях, когда условия воспи-тания заставили стать отщепенцем. Здесь ответственность имеет совсем иную эмо-циональную окраску и довольно часто воодушевление поддерживается не одобре-нием, а осуждением со стороны официальных структур. «Волхвы не боятся могу-чих владык / и княжеский дар им не нужен».
Работая с конкретным человеком, приходится соотносить уровень развития, на котором формируются значимые для него мотивы, и собственный. Причем вовсе не обязательно, что это будет относиться ко всем его поступкам. Где-то он может чув-ствовать себя отщепенцем, в ином – аутсайдером от коллектива, а порою и вообще переходить на совсем примитивную мотивацию аффилиативно обусловленного поиска таких же изгоев, как он. Эмпатийная «подсветка» потребностей и интересов обычно придает картине в целом очень своеобразный колорит. Нужно ясно пред-ставлять себе, в какой мере мы профессионально умеем передвигаться по этой ле-стнице, приноравливаясь к ситуации, а где пытаемся навязать человеку наше пред-ставление о нем, полученное в другой сфере отношений, ошибочно считая его более зрелым или, напротив, более инфантильным, чем кажется сейчас. И, естественно, видеть и понимать, кто мы сами, на каком уровне онтогенеза располагаются наши искренние чувства, а где мы только притворяемся из тех или иных соображений.
Что касается филогенетической характеристики нашей индивидуальности, то здесь будет вполне уместно использовать в качестве ключевого ориентира неза-висимость как отношение к свободе. В предыдущих лекциях мы упоминали, что, начиная с ХIХ века, когда нашим соотечественникам стали разрешать выезжать на жительство за рубеж, и до наших дней, публицисты не перестают рассуждать о та-кой странности русского национального характера как способность приноравли-ваться, сливаться с фоном любого народа, куда занесла судьба, и возвращении прежнего облика буквально с первых шагов от границы домой. Образно говоря, мы привыкли пользоваться свободой, если она попадает нам в руки, но не служить ей. Такое свойство возникает не само собой, а как результат определенного образа жизни и соответствующей ему манеры воспитания.
Пока властвует потребность в социальном отождествлении, детям свобода не нужна. Она их тяготит, а если взрослые ее навязывают (как правило, неумело) в рамках личностно ориентированной педагогики, ведет лишь к распущенности и не более того. Искусство подводить детей к умению делать независимый нравствен-ный выбор требует от учителей не только специальной подготовки, но и опреде-ленных способностей. В нашем отечестве система образования только начинает приглядываться к педагогике за пределами коллективистической доктрины, так что если выпускник после школы не работает над собой, осваивая навык социального отчуждения по собственной инициативе, он так и остается на этом уровне (в про-странстве коллективистической психологии). Если работает, тему «осознанной не-обходимости» ему приходится решать самому. И тогда возникает проблема взаи-модействия тех, кто выбрал независимость в своем движении к self с теми, кто предпочел конформизм в филогенетически отживших вариантах.
Как мы уже говорили, в России существует очень своеобразная прослойка лю-дей, не имеющих специального статуса, но известных всем и каждому. Их называ-ют интеллигентами, иногда одобрительно, чаще пренебрежительно, а то и вовсе уничижительно (эпитет «интеллигентская сволочь» в работах В.И.Ленина встреча-ется не один раз). Этот термин появился в нашей лексике сравнительно недавно, лишь во второй половине ХIХ века, когда «аристокрацию» сменили разночинцы. Им стали обозначать тех образованных людей, которые исповедовали (и стреми-лись проповедовать) верность своим принципам. Этакие мыши среди лягушек.

Отправил mark_matv в 17. январь 2008 - 0:45.